STANOVLENIE I RASTsVET MOSKOVSKOY IKONOPISI
- Authors: Krasov PM1, Ishimskaya EV1
-
Affiliations:
- Issue: Vol 4, No 2 (2015)
- Pages: 14-16
- Section: Articles
- URL: https://new.vestnik-surgery.com/index.php/2415-7805/article/view/2904
Cite item
Full Text
Abstract
Full Text
Военный учебно-научный центр ВВС «Военно-воздушная академия имени профессора Н.Е. Жуковского и Ю.А. Гагарина», г. Воронеж, кафедра гуманитарных и социально-экономических дисциплин Уже к 90-м годам XIV века московское искусство обладало всеми характеристиками «большого стиля», в котором не остается ученической подражательности и провинциальной ограниченности. Москва превращается в художественную столицу крупного православного государства. Развиваются контакты с Византией, Болгарией, Сербией. Значительное воздействие на формирование столичного стиля оказала деятельность византийского иконописца Феофана Грека (1340 - 1410). В его творчестве воплощены две основные линии византийской духовной жизни: с одной стороны, классическое начало, выражающееся в созерцании красоты сотворенного мира, а с другой - устремление к аскезе, которая заключается в отречении от всего тленного материального[1, с. 144]. Мастер выработал собственную манеру письма в русле экспрессивного стиля византийской живописи XIV века, отличающуюся некоторой эскизностью, динамичностью и свободным рисунком. Живительное влияние иконописца Феофана Грека испытал на себе и гениальный Андрей Рублев (ок. 1360-1370 - 1427), чье искусство стало гордостью нашей страны. Мастер высоко ценил экспрессию, психологизм, динамичность образов своего предшественника, но в собственном творчестве утверждал иные, глубоко национальные художественные идеалы, сочетающиеся с ценностью духовного могущества и величия человека. По духу Андрей Рублев является учеником Сергия Радонежского, всю жизнь призывавшего к прекращению распрей на Руси. Именно ему посвящена самая известная икона творца - «Троица», отражающая идею мира, гармонического согласия, любви к ближнему. Чтобы понять ее величайшую гуманистическую ценность, следует обратить внимание на исторический контекст рождения этого произведения. Размышляя о рублевской Троице, известный ученый-богослов П.А. Флоренский пишет: «Среди мятущихся обстоятельств времени, среди раздоров, междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов, среди этого глубокого безмирия, растлившего Русь, открылся духовному взору бесконечный, невозмутимый, нерушимый мир, «свышний мир» горнего мира. Вражде и ненависти, царящим в дольнем, противопоставлялись взаимная любовь, струящаяся в вечном согласии, в вечной безмолвной беседе, в вечном единстве сфер горних… эту невыразимую фацию взаимных склонений, эту премирную тишину безглагольное, эту бесконечную друг пред другом покорность - мы считаем творческим содержанием Троицы» [2, с. 20]. Темой иконы является ветхозаветное сказание о гостеприимстве праотца Авраама - приеме и угощении им трех странников, пришедших возвестить Аврааму и его жене Саре о рождении сына Исаака. Христиане видят в этом событии обращенный в новозаветную историю смысл. Странники - это и указание на троичность Бога, и на воплощение Бога Сына и Его искупительную жертву, и на установление Христом Таинства Причастия. Ко времени Рублева существовала давняя и вполне единообразная изобразительная традиция данного библейского эпизода. Но икона Рублева представила новый образ знакомого сюжета, который основывался на оригинальном иконографическом решении - безупречном с позиции богословского прочтения и в то же время облеченном в совершенную художественную форму. В ней нет обычных повествовательных деталей, живая конкретика эпизода уступает место возвышенному образу предвечного совета и предопределенности Христовой жертвы. Все поле средника занято тремя фигурами Ангелов, спокойно сидящих вокруг стола с угощением; их позы, движения, взгляды становятся предметом драматического действия иконы, объектом созерцания и богословской рефлексии. Никогда еще столь убедительно средствами искусства не раскрывалась троичность Божества, единого по природе, но множественного в лицах-ипостасях. Фигуры Ангелов равномасштабны, но каждый воспринимается как свободная личность, пребывающая в абсолютном единении с остальными. Правая рука центрального Ангела, традиционно отождествляемого с Христом, благословляет стоящую на столе чашу с головой тельца - образ ветхозаветной жертвы. Очертания чаши повторены в форме будто растущего ввысь пространства, разделяющего двух боковых Ангелов: силуэт центрального Ангела «отражается» в границах стола, очерченные нижней частью их фигур. Тонкий рисунок, легкая уплощенность фигур, суженность пространственных планов способствуют музыкальной ритмике подобных соотношений. Кисти художника здесь присуще античное чувство меры, пропорций. Рублев крайне деликатно оперирует категориями пространства и объема, оставаясь в заданных рамках иконописного художественного канона. Образ рублевской Троицы возникает словно на грани перехода потока времени человеческой жизни в вечность и, наоборот, вневременного бытия в историческую действительность. К основным работам Андрея Рублева более или менее уверенно относят: иконостас и росписи Благовещенского собора в Московском Кремле, росписи и иконостас Успенского собора во Владимире, икону «Богоматерь Владимирская» для Успенского собора в Звенигороде, деисусный чин из собора Рождества Богородицы в Саввино-Сторожевском монастыре, росписи и иконостас Троицкого собора в Троице-Сергиевом монастыре, росписи Спасского собора Спасо-Андроникова монастыря в Москве. Многие работы выполнены совместно с другим замечательным художником «золотого века» русской иконы Даниилом Черным (около 1350 - 1428)[3]. Наследие Андрея Рублева неотделимо от истории русской культуры. Каждый его образ превращается в предмет философского, художественного созерцания, это совершенная гармония, где соединяются истина, любовь и красота. Обаяние искусства Рублева связано, пожалуй, не столько с высочайшим мастерством, не вызывающим сомнений, сколько с благодатью и святостью, заключенными в его произведениях. Во второй половине XVстолетия особым преемником рублевских традиций стал Дионисий (ок. 1440 - 1502).Среди его грандиозных работ фрески храма Рождества Богородицы в Ферапонтове монастыре, иконы для Успенского собора Московского Кремля, икона «Богоматерь Одигитрия» для Вознесенского монастыря, житийные иконы митрополитов Петра и Алексея, росписи храма Успения Богоматери в Иосифо-Волоколамском монастыре. Работы автора демонстрируют повышенный интерес к проблеме человеческой личности, ее самостроительства. Если в центре внимания Рублева стояла жизнь сокровенная, то Дионисий в идею духовного пути человека добавляет элемент внешнего «благоустроения» через постоянное совершенствование, блюдение и воспитание своей души. В его творчестве отсутствует острый драматизм, свойственный Феофану Греку, нет здесь и философской глубины Андрея Рублева. Определенная глубинная скованность задана стремлением к парадной пышности в период правления Ивана III, требованием прославления величия московской государственности. Изящный мир Дионисия наполнен легкостью, светом, радостным ликованием.В последующем столетии его ученики достойно продолжили дело своего учителя, однако, по мнению большинства исследователей, имя Дионисия знаменует собой последнюю эпоху расцвета русской живописи. Московская иконописная школа - уникальное художественное явление, духовной основой которого стала идея подъема самосознания русского народа. Ее представители - великие иконописцы, создавшие выдающиеся работы.×
References
- Вздорнов Г.И. Феофан Грек. Творческое наследие / Г.И. Вздорнов. - М.: Искусство, 1983. - 340 с.
- Флоренский П.А. Троице-Сергиева лавра и Россия / П.А. Флоренский // Троице-Сергиева лавра. Сборник статей. - Сергиев Посад, 1919.
- Андрей Рублев / Под ред. А. Барагамяна. - М.: Директ-медиа, 2010. - 48 с